Гетманский Э. Д.
«Тех, кто книг не возвращает, ждет палач, петлёй играя»
Со времени своего рождения книга пользуется всеобщим уважением и любовью, как сокровищница человеческой мысли, как источник мудрости и знания. Справедливо заслужила она высокое имя «чудо из чудес» и вероятно самое удивительное в этом чуде то, что, что для него не существует барьера времени, каждое поколение людей снова и снова находит в них, то прекрасное и то новое, что оставляет творения многовековой давности вечно юными. Экслибрис - часть книжной культуры, искреннее признание книголюба в преданной любви к книге. На Руси книжный знак появился гораздо позднее, чем в Европе. В средние века в России единственным способом обозначения рукописной книги были надписи такого рода «Сия книга попа Родиона Сидорова, сына грешного и недостойного», или «Книга Господня, глаголемая Летописец, суздальца Ивана Федорова…», или «Сия книга иерея Дмитрия». Самые ранние надписи на книгах о принадлежности тому или иному лицу относится к XIV веку. Примером могут служить чеканные надписи на окладах «Евангелических чтений» и «Евангелия недельного», принадлежавших Симеону Гордому (оклад 1343 года) и Федору Кошке (оклад 1392 года). Одновременно с такими надписями были на Руси и такое специфическое русское национальное явление, как «вкладная запись». Церковь стесняла проявление духовного творчества, именно поэтому почти до конца XVII века существовало лишь церковное чтение. Церковь допускала лишь действия и помыслы, обращенные к Богу. Светские книги появились гораздо позднее. Книги на Руси переписывались от руки - сама занятие это почиталось делом богоугодным, которым занимались не только монахи, но и мирские люди, нередко высшие государственные люди и высокопоставленные духовные лица, на это уходили долгие годы. В старину учили, что от книгописания «трое благо получиши: первое - от своих трудов питаешься, второе - праздного беса изгоняши, третье - с Богом беседовали имаши». К писанию книг приступали с молитвою, дописанную книгу заканчивали благодарением Всевышнему.
Рукописная книга была мало кому доступной, ибо она была дорога, часто украшалась драгоценными каменьями и помещалась в серебряные оклады. Фактически рукописная книга была предметом роскоши. К книге относились с любовью и уважением. Грамотных было мало, а для спасения души надо было читать духовные книги. Богатые люди чтобы замолить свои грехи и спасти душу, заказывали рукописные книги и подносили их церкви. Так возникла потребность в точном обозначении цели, которую преследовал, дарящий книгу, например «за отпущения грехов». Вкладчик подробно указывал свое имя, церковь или монастырь, куда он делал вклад. «Положил свою книгу, глаголемую «Апостол», в дом Божий к Воскресению Христову». Но такой драгоценный дар, каким была книга, естественно надо было оградить от похищения и злонамеренной порчи, поэтому наши предки грозили божьим судом и проклятием возможным ворам. Один из первых исследователей российского экслибриса В.А.Верещагин писал: «В те времена, когда твердо верили, что клеветник в аду постоянно жует и выплевывает свой собственный язык, раскаленный как железо, висящий до полу и вырастающий вновь, и что жабы выскакивают у исповедующего изо рта при всяком исповеданном грехе, снова вползая во внутрь при одном грехе сокрытом, - лучшим средством ограждения неприкосновенности книги могла быть только угроза гневом Божьим. Вся наша средневековая религия превращалась для огромного большинства православных людей в ряд молитвенных формул, имевших тот или другой магический смысл, и русский человек должен был, несомненно, верить в таинственную силу этих формул, верить в то, что они сами по себе могут остановить всякую дерзновенную и преступную руку и охранить его достояние».
Естественно многие вкладные записи заканчивались обыкновенно разными угрозами: «А кто сию книгу возьмет из дома Божия, на том будет тягота церковная». Другой пишет: « А кто бы смел ей взяти от церкви, тот, будет проклят в сей век и в будущий, и не прощен и по смерти не разрешен. Аминь». Третий заканчивает свою запись словами: «А кто изволит сию книгу продати, да будет проклят на сем свете и на том от Великого Бога Саваофа и от всех ангел и от всех пророков и мученик, и святых отец, или купит ея, такжд да будет проклят, или выдерет, единопроклятие примет и со мной суд будет имати во второе Божие пришествие, егда судья сядет бранный и нелицемерный тысячами тысяч ангел окрест его». После подобных угроз следовала обыкновенная подпись владельца. Лишь немногие, прочитав такие предостережения, решались на порчу книг. Защита книг проклятиями - было одно из решений проблемы воровства. Писцы использовали самое мощное оружие, которое у них было под рукой - слова. Проклятия, адресованные потенциальным ворам, действовали на суеверным воров и отпугивали. Проклятия писались не только против воров, но и против людей, которые вырывали из книги страницы. Самые первые проклятия против воров появились еще около VII века до нашей эры, их ученые обнаружили на ассирийских глиняных табличках. В XVII веке во вкладных записях проклятия встречаются реже, однако они не исчезают. «Сия книга Никольского попа Никиты Исаева, а не церковная, и никто тое книги в тое церковь Божию вкладу не дал ни на помин души своей, а досталась та книга ему попу Никите после родича своего Тимофея Иванова сына Панина и в переплет давал и прописные слова прописывал своими деньгами, и никому до тое книги дела нет, а сию книгу подписывал поп Никита Исаев сам своею рукою». Несколько веков вкладные записи существовали в России как единственный знак принадлежности книги какому-либо человеку. По мнению российского историка искусств В.Я.Адарюкова вкладные записи отражали в себе «наивную веру, темное невежество русского народа. Само собой разумеется, что никаких других книжных знаков у нас и не могло быть в то время и потому, что вся древняя Русь была почти поголовно безграмотна.
Даже в самую блестящую эпоху Екатерининского царствования, в 1786 году, на всю Россию с 25 миллионным населением было всего 40 училищ». Первые исследователи русского экслибриса В.Я.Адарюков и В.А.Верещагин считали, что русский книжный знак произошел только от вкладных записей на книгах, жертвуемых в церкви и монастыри. Словесной защитой от книжного вора служили проклятия вроде: «Пусть внутренности его изъест книжный червь, напоминающий о Черве неусыпающем, и, когда он отправится в преисподнюю, пусть адское пламя пожрет его на веки вечные». Но проклятия никогда не страшили преступников, а библиотеки облегчили им работу. С появлением экслибриса простор для фантазии расширился и словесные угрозы получили подкрепление в графических изображениях. Очень красноречиво, выглядит не дотянувшаяся до фолиантов и пронзенная кинжалом рука или чернокожий мужчина с мачете в руке, решительно настроенный найти книжного вора. Надпись на книжном знаке гласит: «Почтительно предлагаем вам вернуть эту книгу Вирджинии Льюис».
Менее кровожадные книговладельцы ограничивались вежливыми просьбами или просто делали все, чтобы надпись напоминала о необходимости вернуть книгу. Школяры в полушутку писали на своих учебниках: «Сия книга принадлежит (имя владельца) и никуда не убежит. Кто возьмет без спросу - останется без носу». Студенты представляли себе наказание вора так: «Вот моя книга, вот мой кулак. Книгу замылишь, получишь тумак». Позднее проклятия обрели более изящную форму экслибрисов с изображениями висельников и выразительными девизами. Неизвестный французский книгочей в начале XV века написал в одной из своих книг:
«Кто бы ни украл эту книгу, он
повиснет на виселице в Париже,
и если его не повесят, он утонет.
И если он не утонет, он поджарится,
и, если он не поджарится, его ждет худший конец ».
В немецкой книге начала XVI века можно прочитать:
«Кто бы ни украл эту Книгу молитвы,
пусть он будет разорван на части свиньями,
Его сердце будет расколото, это я клянусь,
И его тело поплывет вдоль Рейна».
Надпись на экслибрисе Чарльза Росена: «Из библиотеки, не полной без этого тома». Даже надпись на экслибрисе для библиотеки П.Е.Бюнау, что книга украдена, вряд ли гарантировало её возврат владельцу книги. История книги, помимо прочего, это еще и изобретение способов ее охраны. В средние века переплеты приковывались цепями к книжным полкам и столам для чтения, а для пущей верности кропились святой водой. Их так и называли - catenati libri (лат. «прикованные книги»). Цепи применялись в библиотеках вплоть до XVIII века, как правило, приковывали только очень дорогие экземпляры. Но для отъявленного вора цепь не препятствие. Приходилось пользоваться другими защитными средствами. Например, адресованными книжным ворам проклятиями владельцев. В Британском музее хранится кодекс XIII века с пожеланием: «Тот, кто это украдет, пусть умрет страшнейшей смертью; вариться ему в адовом котле; болеть ему падучей, сгорать в лихорадке; да будет он четвертован и повешен». Одна из ватиканских рукописей честит вора более обобщенно: «Пошли ему, о боже, вечную муку вкупе с Иудой, предателем, а также Анной, Каиафой и Понтием Пилатом». Почему именно вместе с ними, непонятно. Один из председателей берлинского общества экслибрисистов заказал себе экслибрис, поистине леденящий кровь: на красном фоне черный палач вздергивает на виселицу злого книжного вора, над виселицей кружат два черных ворона. Надпись гласит: «Тех, кто книг не возвращает, Ждет палач, петлёй играя». Ещё один экслибрис выполнен для врача, он попросил художника, чтобы в рисунке присутствовала настоятельная просьба вернуть книгу, можно в шутливо-угрожающей форме. Что художник и сделал. Здесь книжному вору предлагается задуматься о приоритетах хозяина книги.
Книжных воров предавали не только проклятию, но и анафеме. Вероятно, из-за того, что они не останавливались и перед кражей ценных богословских сочинений и простые проклятия были недостаточно действенны. Экслибрис, вклеенный в книгу конца XVII века, гласит: «Библиотека доминиканского ордена города Болонья. Выносить запрещается под угрозой отлучения от церкви, согласно декретам папы Урбана VIII и папы Иннокентия XII». Большинство книжных проклятий, которые сохранились до наших дней, происходят из книг средневековья. В основанной в начале XVIII века дублинской библиотеке Марша (Marsh's Library) посетителя запирали в клетку. По завершении работы читатель сигналил библиотекарю, чтобы тот его выпустил. В штате Массачусетс (США) за воровство библиотечных книг предусмотрен штраф до 25 тысяч долларов и тюремный срок до пяти лет. Книжное воровство - один из самых печальных вопросов в истории библиотечного дела. Кража книги - преступление специфическое, с налетом романтизма. Особые роль и статус книги сформировали к нему более снисходительное отношение, чем ко всем прочим хищениям. Украденная книга находит себе новое место, духовное содержание ее не пропадает. Книжные воры, кто они - обычные преступники или истинные ценители литературы? Саксонский пастор, богослов, педагог и коллекционер книг Иоханн Георг Тиниус родился в 1764 году. На службе он всегда удостаивался наивысших похвал за необычайно обширные познания, усердие и высоконравственный образ жизни. Единственной страстью его было собирание книг. Библиотека Тиниуса насчитывала тридцать тысяч томов, а по другим оценкам - шестьдесят тысяч. Но чтобы собрать такую библиотеку нужны огромные средства. И Иоханн пошел на кражи и убийства. Бил жертв по голове топориком с короткой рукоятью, помещавшимся в кармане. В результате 22 года провел в тюрьме, а его библиотека была продана с аукциона в 1821 году. Он знал содержание каждой книги из своей коллекции и продолжил научные исследования в тюрьме.
Выпускник престижнейшего Тринити-колледжа в Оксфорде Джеймс Орчард Холливел одурачил библиофильское сообщество. Звезда Холливела взошла в 1839 году, когда он, принятый в Общество антикваров и Королевское сообщество, начал потихоньку таскать из альма-матер ценные манускрипты и продавать на аукционе Сотби. Изгнанный из научного общества и разоблаченный прессой, Холливел упорно отрицал вину, и дело было замято. Полностью расследована эта история была только в 1948 году. Итальянец Гильельмо Бруто Ичилио Тимолеон Либри Карруччи делла Сомайа родился во Флоренции в древней и благородной тосканской семье. В 1830 году он эмигрировал в Париж и вскоре после этого стал гражданином Франции. Его звучное имя сократилось до графа Либри, он был в дружеских отношениях с французскими академиками, его сделали профессором Парижского университета и даже наградили орденом Почётного легиона за научные достижения. Он был попечителем всех французских государственных библиотек. Но Либри интересовался не только наукой; он питал страсть к книгам, к 1840 году граф собрал внушительную коллекцию и начал торговать манускриптами и редкими печатными томами. Либри разъезжал по библиотекам Франции, где отыскивал самые лакомые книги. Он не только воровал книги целиком, но иногда вырывал отдельные страницы, которые впоследствии выставлял, а иногда продавал. Первые обвинения против Либри были выдвинуты в 1846 году, но на них не обратили внимания, и он продолжал грабить библиотеки. Но во Франции в 1848 году случилась революция. Дело графа было найдено. Либри вместе с женой бежал в Англию, но всё же успел прихватить с собой 18 чемоданов с книгами. Либри считается основателем воровства дорогих изданий как отдельной криминальной отрасли.
Дэниэль Шпигельман за три месяца обчистил библиотеку Колумбийского университета на 1,8 млн долларов, прячась днем в лифтовой шахте, а ночью демонтируя и затем заново закладывая стену. Писатель и сценарист Густав Хэсворд присвоил 800 книг из 77 калифорнийских библиотек. В 2002 году после четырех лет непрерывного воровства в Лондонской библиотеке попался Уильям Джек. В том же году был схвачен вор, который проникал в монастырскую библиотеку по веревочной лестнице и всякий раз оставлял на месте преступления розочку. Поимка похитителя превратилась в ролевую игру: полицейским пришлось переодеться монахами. А описание использованного им потайного хода вор-романтик отыскал в археологическом журнале. Спустя еще четыре года известный эксперт Эдвард Форбс Смайли III облегчил на 300 тысяч долларов коллекцию старинных карт Йельского университета. Этот оборотистый человек спалился по глупости - нечаянно обронив ножик, который заметила бдительная сотрудница библиотеки. В 2012 году Марино Массимо де Каро, директор неаполитанской библиотеки Джироламини, украл оттуда полторы тысячи книг на несколько миллионов евро. Действовал он незамысловато - по окончании рабочего дня вырубал систему видеонаблюдения, загружал персональное авто коробками книг и развозил по нескольким тайникам. Полиция смогла вернуть 80% пропавших книг. После признания ему заменили, пребывание в тюрьме на домашний арест.
Огромный ущерб Ватиканской библиотеке нанес профессор Рапизар, вырезавший миниатюры из древних манускриптов и пытавшийся их сбыть итальянскому Министерству общественного образования. В 1990-е годы мировой знаменитостью стал американец Стивен Блумберг по прозвищу «Книжный Бандит». За 20 лет он похитил почти 20000 редких книг и 11000 манускриптов, ограбив 268 учреждений. Все украденные книги он хранил дома. ФБР предстояло опознать похищенные тома, которые не считались украденными. Эксперты до сих пор удивляются богатству методов, которые Стивен использовал для того, чтобы заполучить заветные книги. Он подделывал документы, устраивался уборщиком в библиотеки, месяцами мог подбирать ключи к нужным отделам университетов и забирался через вентиляционные и лифтовые шахты. После приговора Стивен провел в тюрьме более 4 лет, но, стоило ему вновь оказаться на свободе, продолжил воровать книги и предметы старины из музеев, библиотек и антикварных магазинов. Несколько раз он был задержан, вновь провел несколько месяцев в тюрьме, но каждый раз возвращался в зал суда. Все книги «Коллекции Блумберга» через 20 лет нашли своих владельцев. На сегодняшний день Стивен живет в Айове (США) и за ним установлено тщательное наблюдение.
Едва ли с меньшим размахом шло книжное воровство в России. Здесь особо преуспел доктор теологии и подданный Баварского королевства Алоизий Пихлер, работающий сверхштатным библиотекарем в Публичной библиотеке Петербурга. Вор был пойман с поличным. Полицейские провели обыск квартиры Пихлера на Большой Конюшенной. Там обнаружили 4372 пропавшие книги. Общая стоимость найденного составила 60 тысяч рублей. 24 июня 1871 года состоялся суд в присутствии великих князей Константина Николаевича и Николая Константиновича. По решению суда Пихлер был сослан в Тобольскую губернию, под надзор полиции. Правда, туда он не доехал. По ходатайству принца Леопольда Баварского вора отпустили на родину. Среди книготорговцев Петербурга его имя стало нарицательным. По той же схеме, что и Пихлер, «работал» помощник заведующего библиотеками Зимнего дворца Леман, который обобрал самого государя императора. Начав с воровства старинных монет и медалей, Леман умыкнул и продал букинистам немало книжных редкостей из собрания, приобретенного Николаем II у князя Лобановского.
Работавший в России немецкий доктор философии и словесных наук Христиан Фридрих Маттеи имел безупречную репутацию серьезного ученого и честнейшего человека, покуда в 1789 году историк, реформатор русского литературного языка Николай Михайлович Карамзин не узрел в дрезденской библиотеке список трагедии древнегреческого драматурга Еврипида и не припомнил, что уже видел ее в Москве. Но сам факт кражи был доподлинно установлен только через сто лет, когда выяснилось, что Маттеи присвоил и выгодно перепродал около 60 палеографических редкостей из российских библиотек. Воровство процветало не только среди алчных сотрудников библиотек, но и среди одержимых коллекционеров, поймать которых было значительно сложнее. Так, описывая богатейшее собрание книжных редкостей купца-старообрядца Алексея Хлудова, известный книголюб Андрей Попов совмещал полезное с приятным - втихомолку присваивал хлудовские экземпляры. Воруя друг у друга, библиофилы шли на всяческие ухищрения. Заказывали кражи нужных книг домушникам-профессионалам. Входили в сговор с продавцами книг вразнос, которые покупали краденый товар. Для подмены книг иногда переклеивали обложки или помещали блок более ценного издания в переплет менее ценного. Нельзя сказать, чтобы с воровством книг не боролись, - иной раз даже войны за прибыль проходили под эгидой борьбы за чистоту книготорговли. В первом десятилетии прошлого века крупные книготорговцы воевали с мелкими букинистами, так как подозревали их в торговле крадеными книгами.
Меры против книжных воров принимались всегда и везде. В публичных библиотеках практиковались превентивные меры - например, угроза огласки - читателей предупреждали, что имена должников будут пропечатаны в газетах. За это ратовал, в частности, Гёте, разрабатывая документацию для Герцогской библиотеки в Веймаре. Во многих библиотеках ввели выдачу книг под залог, рассылку открыток-напоминалок, запрет посещать читальные залы в верхней одежде и с большими сумками. А Императорская публичная библиотека в Петербурге (ныне Российская национальная библиотека - РНБ) навсегда закрывала свои двери перед теми, кто не вернул хотя бы одну книгу. В 1994 году из этой библиотеки было похищено 89 древних манускриптов. Другой памятный случай произошел в 2008 году, когда книжный вор из Краснодарского края больше чем на два миллиона обокрал московский букинистический магазин. Разновидностей книжных воров не счесть, есть и креативщики, почитающие книжное воровство неким творческим актом, формой самовыражения. Это последователи Эбби Хоффмана, чье сочинение «Укради эту книгу» (1971) стало руководством к действию. Эта книга была похищена из всех библиотек США, включая Библиотеку Конгресса. Понятно, что воровство книг не только нечестный способ присвоения, но и особая форма признания её ценности, и парадоксальная формула писательского успеха, и причудливый род читательской любви. Хотя это любовь по расчёту
Эдуард Гетманский